Распечатано со страницы сетевого узла «Русское Дело». Раздел «Русские Новости» НАШЕ ДЕЛО Уильям Пирс (с небольшими сокращениями) Уверен, что одно из препятствий, с которым сталкиваются пытающиеся понять нас, заключается в том, что им сложно разобраться, к какому разряду нас отнести. Люди привыкли раскладывать все, с чем они сталкиваются в жизни, по маленьким умственным ящичкам с ярлычками, вроде: «правое крыло», «левое крыло», «коммунизм», «расизм» и т.д. Сумев уместить ту или иную вещь в один из этих ящичков, обычный человек успокаивается и считает, что он все понял. Беда для таких людей – в том, что мы не вмещаемся ни в один из этих привычных ящичков. И причина этого – в том, что учение «Национального Союза» не являет собою перемалывания неких старых и привычных понятий, но дышит для американцев действительно чем-то новым. Лучший способ получить представление о «Союзе», вероятно, состоит в том, чтобы прежде всего целиком избавиться от наиболее сбивающих с толку мнений о нас. То есть, показать, чем мы НЕ являемся. Вопреки первым впечатлениям, мы не являемся «консервативным» или «правым» объединением. И я говорю это не из желания сделаться более привлекательным. Я не пытаюсь подчеркнуть, что мы-де особое правое объединение, или некое лучшее правое объединение. В действительности, наша истина имеет очень мало общего с мышлением большей части правых движений. Мы не ищем, например, восстановления Конституции. Конституция, написанная двести лет назад, служила определенной цели в определенный исторический срок – срок, который ныне истек. И цель ее в свое время также не была тождественна нашей сегодняшней цели. Нас не беспокоят права штатов: нам нет дела до восстановления их бывшей независимости. В отличие от наших друзей-консерваторов мы не считаем, что сильное централизованное правительство является злом само по себе. Таковое правительство, наоборот, будет нам самим необходимо для преодоления препятствий, лежащих на пути нашего народа. Во что еще влюблены представители правого крыла? Хотим ли мы восстановить чтение молитв и Библии в общественных школах? Вряд ли. Прекратить флорирование воды? Бессмыслица. Отменить подоходные налоги? Запретить аборты? Порнографию? Да, мы можем сочуствовать больше правому крылу по этим вопросам, чем левому, но даже эти вопросы для нас – второстепенны. Не из-за них мы здесь собрались. И не за них готовы мы умирать. Существуют и вопросы, по которым мы тяготеем скорее к тому, что принято называть «левым» или «либеральным» мнением. Один из подобных вопросов – забота об окружающей среде: защита природы, устранение загрязнений, охрана обиталищ диких зверей. Есть и другие вопросы, по которым мы ближе к либералам, чем к консерваторам, но, вообще, я сомневаюсь, есть ли хоть один вопрос, по которому мы были бы полностью согласны с теми или другими. Причина того, что между нами и правыми или левыми нету полного согласия, несмотря на то, что часто имеется согласие приблизительное, заключается в том, что наши взгляды на любой вопрос проистекают из нашего основополагающего мировоззрения, в корне отличного от левого или даже правого мировоззрения, если допустить, что у тех или у других вообще есть какое-либо основополагающее мировоззрение. Чаще же всего у них такового нет, и большинство тех, кто называет себя либералами, консерваторами или серединниками, просто имеют набор разрозненных взглядов по отдельным вопросам, взглядов, не связанных между собой никакими нитями основ, общей цели или мировоззрения. Прежде, чем перейти к положительным утверждениям о том, что представляет из себя «Союз», позвольте мне вбросить еще несколько отрицательных утерждений о том, чем мы не являемся. Среди прочего, мы не пытаемся найти никаких быстрых или легких решений трудностям, нависшим над нашим народом. Перед нами – тяжелейшие задачи, и если мы собираемся их разрешить, мы должны приступить к ним с еще большими рвением, настойчивостью и пламенностью, чем когда-либо раньше: мы должны подготовиться умом и духом к очень долгой, кровавой и мучительной борьбе. И потому, нам не следует уподоблять себя отряду воинов, готовящихся вот-вот ворваться в разбойничье логово и которым нужно лишь примкнуть к ружьям штыки да убедиться, что не замочен порох в пороховницах. Таковы, однако, представления большинства сегодняшних патриотов, не принимающих в рассчет действительности. «Вышвырнем, мол, эту мразь из Вашингтона, и будет конец всем нашим бедам!» Нет. Мы должны думать иначе. Мы должны видеть в нашем деле начало – лишь начало – того дела, которому вслед за нами посвятит себя великое множество наших собратьев, чьим делом станет не только очищение одного разбойничьего логова от сидящих в нем негодяев, но и покорение всего враждебного нам мира. И прежде, чем прогремит первый выстрел, мы должны: подготовить наше воинство, построить тысячу ладей и осадных орудий, обеспечить себе крупные запасы ядер, пороха и прочего вооружения. И существуют еще сотни вещей, которые нам следует заранее сделать. Иными словами, нам следует подготовить себя к политической борьбе прежде, чем ожидать от своей деятельности иных плодов, чем те неизменные поражения, что выпадали на долю патриотов в прошлом. Нам надобно соорудить основание, которое продержит нас на ногах в течение предельно долгой борьбы. Позвольте привести еще одно сравнение. Вообразим себе племя голодных, даже умирающих с голоду людей, живущих в краю пригодном для земледелия, но невозделываемом, а потому дающим мало плодов. Люди этого племени бродят по окрестностям, отыскивают в кустах редкие ягоды, выкапывают из земли редкие съедобные корешки. Все, о чем они думают, это – о том, что им очень голодно и нужно срочно найти пищу. Таково их насущное стремление. И они проводят все свое время – день за днем, год за годом – в поисках этих редких ягод и съедобных корней. При этом они никогда не наедаются досыта: они все время едва сводят концы с концами и ежечасно смотрят в глаза голодной смерти. Сие, однако, происходит по той одной причине, что никому из них не пришло на ум оторваться на несколько мгновений от собирания пищи и простереть мысли подальше от задачи немедленно набить свой желудок. Никто в племени не предложит, чтобы пока одни ищут ягоды, другие пусть превозмогут свой голод, пропустят одно кормление и сделают себе пару простых орудий: к примеру, простейший плуг из растущего рядом сука, а, может быть, и какую-нибудь тяпку, а затем пойдут и вспашут немного местной плодородной почвы и посадят в ней ягод, присматривая, чтобы на посевы не налетели птицы. Затем можно было бы начать удалять сорняки, а, возможно, и подвести для орошения воду из близлежащей реки. Если бы люди из племени это сделали, если бы они возвысили свое мышление над своими сиюминутными задачами и – насколько позволяли силы – взялись за более крупную задачу, то в конце концов – даже, может, спустя многие годы – они бы полностью решили свой пищевой вопрос, который им представлялся неразрешимым в то время, когда они подходили к нему руководствуясь только насущными, только сиюминутными помышлениями. Так и нам ныне нужна широкая мировоззренческая (философская) и духовная основа для нашей общественно-государственной борьбы. Иными словами, мы создаем основу не для месячного пользования и даже не для пользования в течение нескольких лет, но такую, какая прослужит нам тысячу лет и даже более. Мы слишком долго скитаемся без какой-либо чувства направления и без каких-либо далекоустремленных взглядов. Пора бы нам перестать сосредотачивать взоры на следующем году или на следующих выборах, и взамен обратить их на вечность. За нами, американцами, водится слава людей практичных, не семи пядей во лбу, но и чепухи не признающих. Возможно, мы – не великие мыслители, но мы, бесспорно, смекалисты в решении выдвигаемых жизнью задач. Мы не ходим вокруг дела, но сразу уходим в него с головою. Именно так мы освоили эти земли. Нас особо не беспокоило, были ли мы справедливы по отношению к индейцам, когда забирали у них землю; мы просто вторгались в их владения и продолжали идти на запад. Это – то, что нам и следовало делать. Мы просто подчинялись своему врожденному чувству, прикидывали умом как достичь цели, и, в итоге, чаще всего поступали правильно. Но мы также совершали и ошибки, причем тяжелейшие. По причине того, что южные колонии Америки были удачно приспособлены под определенные виды сельского хозяйства, требовавшие много ручного труда, мы, за отсутствием в те времена машин, завезли в свою страну негров: в ту пору это казалось правильным экономическим рассчетом. Но нам в те годы следовало бы получше призадуматься о долгосрочных последствиях такого хода. Да и не требовалось быть чересчур искушенными мудрецами, чтобы предвидеть будущее, которое мы себе готовили: история дает для изучения подобных последствий множество поучительных примеров. Но мы продолжали совершать ошибки, проистекавшие из нашей неспособности придать вес чему-либо, что не имело сиюминутного значения, – ошибки, вызванные тем, что мы думали недостаточно далеко вперед. Сейчас, всматриваясь в тогдашнюю обстановку глубже, мы можем заключить, что наша близорукость была вызвана тем, что у нас не было никакой твердой основы для мышления о долгосрочном. У нас не было твердого основания, встав на которое, мы могли бы оценить последствия своих решений. И, в итоге, мы легко пали жертвою всякого рода общественных надувательств, использовавших давление на чувства, причем чувства строго сиюминутные, имеющие корни только в настоящем. Переизбыток именно такой-то расплывчатой чувствительности, породившей повестушки вроде «хижины дяди Тома», и привел к войне между штатами (гражданской войне США) и вбросу трех миллионов негров в наше свободное общество сто лет назад. Та же недалекосмотрящая чувствительность привела нас и к неспособности ограничить приток в Америку чужестранцев и евреев, хлынувших сюда после гражданской войны. Да, эти вещи волновали многих порядочных людей. Возможные последствия освобождения негров беспокоили даже Линкольна. Позднее, других беспокоила опасность не сдерживаемого притока к нам инородцев. Но возобладали любители расплывчатого давления на чувства, ибо те, кто знали в душе, что страна совершает ошибки, не имели добротных твердых оснований, с которых можно было бы нанести ответный удар тем, кто играет на чувствах. Взоры порядочных людей не были сосредоточены на вечном; их взгляды не имели подспорья в виде некоего всеохватывающего мировозрения. Сегодня наши бедствия от близорукого подхода к вещам усугубились еще более. Проповедники сегодня заявляют прихожанам церкей, что мы все – и черные и Белые – дети божьи. И хотя врожденное чувство пытается подсказать прихожанину, что поп ведет его не туда, он не станет возражать, поскольку у него отсутствуют какие-либо твердые убеждения, на которые он мог бы опереть свое мнение. То же происходит сегодня в душах и всего остального нашего общества и всей нашей расы. Мы – подобны кораблю, не имеющему компаса. Разные кучки матросов заняты перебранкой друг с другом о том, куда следует править судно, но никто по сути так и не знает, куда оно плывет. Мы утратили чувство направления. И у нас более нет той далекой и неподвижной звезды, что показывала бы нам, куда плыть. Впрочем, все еще хуже: мы потеряли способность следовать за путеводной звездой даже тогда, когда она видна. Как народ, как раса, мы лишились души. А это – обреченное состояние. Никакая чисто политическая программа не может иметь для нас подлинного значения в долгосрочном рассмотрении, если она не вернет нам души, если она снова не научит нас быть верными нашей внутренней природе, если она не научит нас слушаться божественной искры, присутствующей внутри нас, и не научит нас основывать все наши решения на ясном и всеохватывающем мировоззрении, озаряемом сею искрою. Позвольте рассказать вам небольшую быль, которая, на мой взгляд, хорошо освещает нашу беду. Несколько лет назад я выступал перед учениками одной школы в Мериленде. Этою школою заведовали христиане-квакеры, но состав учеников был наполовину еврейским; не обошлось и без обязательного присутствия кучки черных. В течение всего моего выступления в первом ряду сидели рядом и обнимались белокурая девица и единственная в классе негритянка, явно пытаясь отвлечь меня. Говорил же я о том, насколько важно, чтобы Белые американцы обрели чувство расового самосознания и расовой гордости, если мы собираемся выжить. Когда я закончил, один белый ученик – ему было лет 17 – встал, чтобы задать вопрос. Вопрос этот был таков: «С чего вы считаете, что Белой Расе настолько важно выжить?» Я был ошеломлен и потерял дар речи. И пока я стоял так с разинутым от изумления ртом, вскочил какой-то молоденький еврейчик и вставил свой ответ: «Действительно, нету никакого смысла в том, чтобы Белые выжили, поскольку они ничего не дали человечеству, кроме познаний о том, как убивать людей. Другие же расы дали все, что есть ценного, все, что позволяет людям быть счастливей и сделать приятнее свою жизнь». Затем он выпалил пять или шесть имен: Фрейд, Эйнштейн, Сальк и несколько других – все еврейские. Я спросил его, еврей ли он сам, и он ответил, со всем высокомерием и презрением, которые мог призвать себе на помощь: «Да, я – еврей, и горжусь этим!» В этот миг весь класс – включая белых – встал из-за парт и стал рукоплескать еврейчику. На лице сидевшего в конце комнаты учителя светилась большая улыбка… Разумеется, мое выступление перед тем классом не дало никаких плодов. Белые ребята, с которыми я там столкнулся, претерпели столько духовной травли, в них вогнали столько чувства расовой вины и ненависти к себе, их мышление было столь искажено, что я сомневаюсь, возможно ли их вообще уже исправить. Тем более за какой-то час. Но что обеспокоило меня еще больше, чем проявление этого ложного чувства всеобщей расовой вины Белых, вбитого в увиденных мною ребят, это была моя неспособность ответить на вопрос семнадцатилетнего Белого паренька: «Зачем, действительно, Белым выживать?» Этот вопрос – из разряда таких, как, например: «почему добро лучше зла?» Или, в современном ключе: «чем двуполый брак лучше однополого?» Если двум людям хочется вместе жить, с какой стати мы можем утверждать, что они должны быть мужчиной и женщиной, а, скажем, не двумя мужчинами или двумя женщинами? Вопрос расового смешения – тоже из этого разряда: почему не следует жить вместе негру и Белой женщине или, наоборот, Белому мужчине и негритянке, если они могут быть счастливы? Эти вопросы – из тех, на которые большинство Белых людей – даже обычных здоровых Белых людей – не могут дать вразумительного ответа. Лет сто назад – еще до того, как евреи хлынули в нашу страну и начали захватывать в ней средства вещания и образовательную систему – в те времена нам скорее всего и не понадобились бы ответы на эти вопросы. Мы просто знали, что выживание нашей расы – важное дело, равно как и ее развитие. Мы просто знали, что мужеложство и межрасовое сношения есть зло. Это нам подсказывало наше чутье. Сии ответы зиждились у нас в душах, даже если мы и не могли выразить их словами. Но затем пришли евреи – люди весьма умные – и начали задавать нам как раз эти самые никогда не возникавшие у нас вопросы. И когда у нас не находилось на эти вопросы внятного ответа, они предоставляли нам свои ответы. Конечно же, все из нас знают, каковы еврейские ответы на упомянутые вопросы. Мы ежедневно читаем эти ответы в газетах и слышим их по телевизору. Некоторые Белые – а поначалу, даже большинство – весьма сопротивлялись еврейским замыслам. Но их доводы были совершенно никудышными. Например, когда ставился вопрос: «Почему вашему сыну или дочери должно быть запрещено вступать в брак с негром или негритянкою?», ответ звучал примерно так: «Люди таких разных происхождений не будут счастливы, живя вместе. Их дети-метисы будут отвергнуты обеими расами. Браку легче удаться, если оба супруга принадлежат к одной расе. Мир еще просто не готов к межрасовым бракам.» Евреи, разумеется, легко и быстро расправлялись с подобными неглубокими и поверхностными возражениями. Беда была в том, что наш народ уже тогда проглотил самые основные посылки навязываемого евреями мировоззрения. Нашим мерилом в выборе супруга стало счастье – счастье! – будь то наше собственное или наших детей. И ни у кого не было по-настоящему твердых ответов, зиждящихся на чем-то основном. Разумеется, церкви, чьим непосредственным долгом и было предоставление правильных ответов на подобные вопросы, были в этом отношении бесполезны. Даже напротив: они были во главе еврейского удара по нашим ценностям и устоям. Они, церкви, настолько продались евреям, что ныне пытаются придумать, как переписать Новый Завет, дабы удалить или исправить в нем все места, оскорбительные для евреев, как, например, утверждения о еврейской ответственности за распятие Христа. Евреи продолжали наносить удары по Белым американцам – нащупывая слабинки, закидывая коварные удочки, задавая новые вопросы, вселяя новые сомнения – пока мы не утратили всякую веру в то, что ранее признавали правильным по наитию. Наши представления о порядочности, наши правила поведения, наши ценности, естественные чувства и устремления – все улетучилось. Новая же данная нам евреями «нравственность» заключалась в правиле: «делай то, что приятно». Нашим детям преподают в школах, что развитие (прогресс) означает большее счастье для большего числа людей. Счастье же, конечно, должно пониматься как удовольствие. Все это мышление легко подытожено одним рекламным роликом Кока-колы, который вы, возможно, тоже видели по телевидению: кружок из двух десятков человек всех цветов и обоих полов, очевидно, в состоянии наивысшего достижимого счастья и беззаботности, держатся за руки и поют: «Мне хочется дать миру банку Кока-колы!» Действительно, кто за исключением самых злых и узколобых расистов станет осуждать нечто подобное? Средний американец – даже тот, который не одобряет расовое смешение – не знает, как ответить на такой гладкий призыв, как этот ролик Кока-колы; а средний Белый школьник и подавно не знает. И как только он подсознательно примет посылки, спрятанные в подобном ролике – и то воззрение на жизнь, которое они несут – из этого естественным образом и последуют недоуменные вопросы из разряда тех, которые я услышал в мерилендской школе. Раз люди всех рас равны и, по сути, одинаковы – Белые, негры, евреи, цыгане, китайцы, мулаты – и раз они все могут радоваться одним и тем же вещам, зачем вообще беспокоиться о том, какова чья-либо раса, и даже – какова твоя? Разве половые сношения будут для нас менее приятны, если мы будем черными вместо Белых? Разве Кока-кола будет хуже на вкус? Что из того, если наши внуки будут мулатами, если экономика будет по-прежнему крепка и они смогут позволить себе купить хорошую машину или телевизор с большим экраном? Разумеется, можно напасть на этот еврейский вымысел, вооружившись фактами. Можно доказать, что хотя евреи и сообразительны, но они далеко не изобрели всех полезных вещей в мире. Что Белые люди прославились и другими вещами, нежели одними убийствами. Что расовые отличия заключаются не в одном цвете кожи. Можно говорить о разнице в умственных способностях; можно привести исторические примеры, показывающие как одна цивилизация за другой загнили и разрушились, как только расы, их построившие, начали смешиваться со своими рабами. Но ничто из этого не убедит недоросля, чья главная забота упирается в вопрос, будет ли мировое потребительское общество – любителей Кока-колы – сколь-нибудь менее счастливо от того, что в нем изведутся Белые. Главное наше упущение прошлых веков – в том, что мы не позаботились изучить тот глубокий внутренний источник, из которого происходят все наши чувства и все наше наитие в таких вопросах, как расовый. Мы не изобрели никакого полноценного и здорового мировоззрения, которое могло бы заменить Белой молодежи гладкое и искусственное еврейское мировоззрение, которое они получают из реклам Кока-колы и ей подобных. Оттого и не могли мы ответить тому Белому пареньку на вопрос, зачем нужно выживать Белой расе – также как не могли дать ему и никаких убедительных доводов, почему ему не следует делать всего, что может быть приятно – будь то принимать дурман (наркотики), спать с черными или заниматься с мужеложством. Возможно, подобный паренек вам покажется крайним и редким либералом, но на самом деле он ничуть не отличается, скажем, от среднего – подчеркиваю, среднего – предпринимателя в нашей стране. Последний тоже не так давно выступал за расовое разделение (сегрегацию), но когда черные озверели и начали устраивать погромы в конце шестидесятых, он превратился в защитника совместного проживания рас. В конце концов, чем больше погромов, тем меньше прибыли. Несмотря на то, что личные взгляды этого предпринимателя и того паренька из Мериленда могут немного отличаться, они оба основывают свое мышление на одном и том же – навязанном евреями себялюбии и стяжательстве, эгоистическом еврейском материализме. Наш паренек, свято уверовавший, что цель жизни – это счастье, знает, что на свете есть мало вещей, сравнимых со счастьем кучки негритят, кувыркающихся в грязной луже. Предприниматель же, уверовавший, что цель жизни – в делании денег, знает, что доллары черного покупателя столь же зелены, сколь и доллары Белого покупателя. Тот, кто принимает подобную жизненную основу, действительно не может увидеть никаких по-настоящему убедительных причин в пользу того, чтобы выжила Белая раса. Его цель – «приятная жизнь». И это для него означает обилие денег, жратвы, питья, «половой жизни», новую машину, просторный дом и постоянные развлечения. Развлечение – это то, чему посвящена вся его жизнь, это все, что его заботит, все, что он понимает. Помяните в разговоре с ним понятие «цели в жизни», и он вытаращит на вас глаза. Скажите что-нибудь про вечность, и он вам в лицо рассмеется. Он знает, что не будет жить бесконечно, хотя и не любит об этом думать. Он намерен «извлечь из жизни все, что можно». А то, что выходит за рамки этого – для него бессмысленно. Как отличается этот подход от того взгляда на жизнь, которым обладали наши северноевропейские предки лишь несколько столетий назад! Бесспорно, и они были, подобно нам, жадны до денег, и тоже любили позабавиться когда представлялась возможность, но не в этом состоял для них смысл жизни. Их подход к жизни и смерти, возможно, лучше всего выражен в следующем четверостишии из одной северной саги: Родичи мрут, умирает и скот, И я сам неизбежно умру. Но одно, убежден, не умрет никогда: Это – слава дел тех, кто усоп. Немецкий философ Артур Шопенгауер выражал по сути ту же мысль, когда говорил, что наибольшее, на что может рассчитывать человек – это героическое прошествие через жизнь. Иными словами, величие, а не счастие, есть отличительная черта настоящей жизни. Я, конечно, далеко не подразумеваю, что каждому из нас следует оценивать себя в меру того, насколько знаменитыми мы становимся, или оканчиваем ли мы героически свою жизнь на поле брани с мечом или ружьем в руке. Кому-то, может быть, и будет дарована такая участь, но важно другое – то, на что способны мы все, даже те из нас, кто считает себя далеко не героем – это просто воспринять иной подход к жизни и смерти – тот, что подразумевался в древних сагах и в утверждении Шопенгауэра. Мировоззрение, подразумевающее жизнь ради вечности, подразумевающее жизнь с постоянной мыслью о вечности, нежели о настоящем мгновении, подразумевающее, что человек не живет ради одного своего «я», но ради чего-то более великого – в частности, ради своей расовой общности (которая вечна) – такое мировоззрение, похоже, избегает сегодня внимания большинства из нас. Оно полностью противоположно поощряемому евреями мировоззрению самолюбия и алчности, ныне воспринятому большинством современных нам американцев. Мы сегодня избираем «счастье» вместо величия, мгновение вместо вечности. Мы превратились в народ – а, скорее, даже в целую расу существ – озабоченную лишь одним: самоублажением. Средний человек, конечно же, всегда был довольно близоруким, и поле его забот было, по большому счету, всегда ограничено вопросами собственного благополучия. Так что, то современное стяжательство, о котором я говорил выше, является новым лишь по степени, но не по сущности. Сегодня обыватель находится лишь в немного более сильном рабстве у этого вещелюбия, чем прежде. Но беда в том, что эта напасть поразила ныне не только его, но и вождей нашего общества, наших учителей, поэтов, мыслителей, и даже духовников. Она настолько пропитала наши души, что мы, как следствие, стали духовно больными. И именно эта духовная, нраственная болезнь, эта утрата нами собственных душ, и есть причина того, что мы находимся нынче в таком плачевном положении. Из-за нее же мы окажемся в еще более худшем положении в обозримом будущем. И нам никогда не преодолеть нависшей над нами беды, не излечив прежде в себе этой болезни. Не поймите меня превратно. Я не говорю о «плате за грехи» в том смысле, в котором многие из нас привыкли понимать подобное. Я не говорю ни о каком человекоподобном божестве, некоем небесном отце, восседающем на своем троне в облацех и карающем нас, не дающем нам одолеть наших врагов, поскольку мы не выполняем его предписаний. Нет, все это – чушь. Никакое сверхестественное существо нас не карает. Мы пребываем в бедствии по той же причине, по которой и путник, идущий по суровой и бестропной глуши попадает в бедствие, когда он теряет свой компас и не может разглядеть неба из-за густой листвы: он не знает более куда ему идти. В этом и есть наша основная беда – мы не знаем, куда мы идем и куда нам надо идти. Нам всем ясно, что неправильно следовать преобладающему в наши дни безответственному подходу к жизни. Нам ясно, что неправильно жить только ради настоящего и забывать прошлое и не думать о будущем. Неправильно иметь единственною целью немедленное самоублажение. Мы все чувствуем, что есть в жизни большее, что-то еще, некий иной путь. Мы это чуем тем же чутьем, которое влечет нас к красивому и благородному и уводит от уродливого и низкого. Мы все знаем и чуем это, поскольку внутри всех нас, внутри нашей расовой души зиждется источник божественной мудрости, мудрости вековой, столь же старой как и сам мир. Это и есть та мудрость, та истина, которую мы, члены «Национального Союза» и хотим сделать основою нашей государственной политики. Это – та мудрость, которая для большинства из нас оставалась в течение всей жизни преимущественно на подсознательном уровне, но которую у нас теперь есть возможность точно исследовать и ясно осознать. Наша истина гласит, что ни один человек, ни одна раса существ, и даже ни одна планета не существуют ради себя самих. То, ради чего существует каждая вещь – это всеобщее, это – целое. То целое, по отношению к чему все перечисленные вещи являются частями. Вселенная есть сущее проявление целого. Целое постоянно меняется и всегда будет меняться – оно развивается. Иными словами, оно движется ко все более сложным, все более высоким видам существования. Появление жизни на земле из неживого вещества было лишь первым шагом на этом бесконечном пути развития. Появление человека из первобытных видов жизни было еще одним таким шагом. Увеличивающееся разнообразие этих человеческих созданий, появление различных рас и народностей людей является продолжением нашего пути развития. Все развитие жизни на земле – начиная три миллиарда лет назад – и в более общем смысле, развитие всей вселенной в течение еще более длительного срока времени, предшествовавшего появлению жизни, является развитием не только все более высоких видов телесной жизни, но также и развитием степени сознания, развитием самосознания вселенной. С самого начала целое, или – творец, то, что само себя создало, исповедывало и воплощало рвение к восхождению – рвение ко все более высоким ступеням самосознания и самопознания. В человеке – в особенности, в нашей расе – это рвение ввысь, эта божественная искра, приводит нас к более высокому порогу – порогу, столь же важному, сколь и тот, что отделил новоявленную живую ткань от безжизненного вещества три миллиарда лет назад. Сегодняшний порог – это порог самосознания. Мы стоим на грани полного понимания того, что мы суть проявление творца, что мы суть то орудие и та ткань, которыми то целое, частью которого мы являемся, может продолжить свое саморазвитие. Когда мы это поймем, когда мы послушаемся заложенного в нас божественного озарения, только тогда мы сможем продолжить наше восхождение по пути, который в недавнем прошлом вывел нас из породы получеловеков и может теперь вывести нас из состояния человека в состояние сверх-человека и даже выше. Но нам не удастся этого сделать, нам не удастся снова обрести сей путь, не обретя сознания, не поняв лежащей на нас ответственности, не поняв того, что мы – не игралища божества, но сами суть его проявления, и что мы можем – и должны – стать теперь сознательным его проявлением. Только так мы можем выполнить наше предназначение. Позвольте мне подчеркнуть, пользуясь иными словами, то, что я сказал ранее о построении духовных основ для нашей политической работы. Избранный нами долгосрочный подход – необходим и неизбежен. Короткосрочные подходы, избираемые иными патриотами, которые они испробывают уже многие десятилетия, будь-то налоговое неповиновение или метание бомб – не могут разрешить вопросов, стоящих перед нами в конечном счете. Они не могут вернуть нам души. Возможно, звучит смешно, что мы пытаемся завоевать и преобразовать весь мир, что мы покушаемся на вечность, в то время как никому еще не удалось придумать подхода для достижения куда более скромных целей, как например, восстановление Конституции, или выход из ООН, или что-либо подобное. Но причиною наших неудач как раз и была недальновидность тех, кто работал на эти ограниченные цели. Связывание же наших замыслов с вечностью и есть именно то, что способно дать нам уверенность в нашем неминуемом успехе, вне зависимости от того, сколько времени у нас уйдет на его достижение. Я еще раз повторяю: наш подход не есть дело выбора; он есть дело необходимости. Иного пути – нет. Также надо понять и следующее: наше мировоззрение, наш поиск восходящего пути не есть нечто, что нам следует принимать нехотя, только из-за того, что он необходим для решения наших расовых трудностей, для решения еврейского вопроса, для спасения от коммунизма. Нет! Если мы так на все смотрим, то мы по-прежнему не избавились от близорукости, бывшей нашим бичом в прошлом. Нам следует понять, что истина, которую мы отстаиваем, простирается намного шире рамок всех наших современных трудностей. Выход на путь истины затмевает все вопросы экономики, политики, и даже расы, точно также, как вечность затмевает завтрашний день. Поэтому перестанем «впрягать телегу перед лошадью» – умственно и духовно. Снимем умственные шоры. Осознаем, что истина ценна сама по себе, и что преданность истине есть добродетель сама по себе. Это тем более важно сделать в мире, где царит ложь. Наша цель есть цель, ради которой земля родилась из облака космической пыли, и ради которой триста миллионов лет назад на сушу из моря выползло первое земноводное существо и научилось жить вне воды; цель, ради которой первая раса людей сторонилась других рас получеловеков, окружавших ее, и размножалась только внутри себя. Это – цель, ради которой человек поймал молнию, укротил ее и назвал ее огнем; цель, ради которой наши предки построили первую в мире звездную обсерваторию на равнинах Британии четыре тысячи лет назад. Это – цель, ради которой Иисус Галилеянин боролся с евреями и погиб от их рук два тысячелетия назад; это – цель, ради которой писал Рембрандт, сочинял Шекспир, мыслил Ньютон. Наша цель – которой мы должны стать одержимы – есть цель, ради которой сквозь века боролись и умирали лучшие, благороднейшие мужи и жены нашей расы, осознавая или не осознавая полностью того, зачем они это делали. Это – цель, ради которой они ценили красоту и творили ее и ради которой они изучали небеса и таинства Природы; это – цель, ради которой они боролись с вырожденческими, отсталыми, злыми силами, их окружавшими; цель, ради которой они пренебрегли легким путем, ведущим вниз, и избрали восходящий путь, невзирая на боль, страдания и самопожертвования, которых им это стоило. Да! Все это они творили, почти не располагая полным осознанием того, зачем и отчего они это делают, также как и первое земноводное не понимало своей цели в тот миг, когда оно впервые вылезло на сушу. Наша цель – это цель творца, наш путь – это путь божественного сознания, путь к самоосознанию творца. Этот путь нам дан в силу того, кто мы такие, в силу того, что в нас вселена искра божественного сознания, – в нас, и ни в кого другого. Ни одна другая раса не способна идти по этому пути кроме нас. Нам одним суждено доказать, способны ли мы выполнить цель творца. И если мы окажемся способны, если мы снова прислушаемся ко знанию, заложенному в наших душах творцом, если мы вернем себе веру в то, что для нас ранее было очевидно, то мы снова окажемся на предназначенном для нас восходящем пути, и продолжим наше восхождение к божественности.